Депрессивный получился рассказ...
РассказНи рыбы, ни птицы, ни водоросли не знали, какое у нее горе,
Она говорила с ними только о веселом,
Только о веселом...
(Зоя Ященко (гр. "Белая Гвардия"))
Они встретились в обычный день. Ничего особенного - просто пересеклись два пути. И само собой получилось, что продолжили путь они вместе.
Он был Воином. Проводил всю свою жизнь в пути. Он жил войной и не представлял себе другой жизни. Он не чувствовал, как плачет мир от потери всякий раз, как он убивает человека. Великолепный боец, знаменитый наемник... Он был одинок.
Она была Целителем. Тоже странствовала, помогая даже не людям - миру, она слышала и разделяла его боль. Она не была известна - никто не знал имени ни одного из Целителей. И она не была одинока ...
А еще была война. Ей было наполнено все... Она была его жизнью и ее смертью.
Каждый их день был наполнен болью. Он убивал... Он получал раны, и она лечила его. А потом она уходила и тихо плакала, не в силах чувствовать исходящий от него запах смерти, не в силах заглушить свою боль. И всякий раз, как она уходила, он страдал от непонимания.
Но она возвращалась. И снова все начиналось сначала - война, сражения, ее слезы, его боль... Можно ли было назвать это любовью? Наверное, все же можно...
Он видел, что она умирает. Он не понимал, отчего... Слишком много смерти. Слишком много боли, пусть не своей, но разделенной с миром. Она угасала... Но все шло как прежде. И как прежде, она не говорила ни слова упрека, лишь тихо плакала. И снова он в бессилии стискивал кулаки, пытаясь понять: отчего? За что?
А потом он не вернулся. Он тоже сломался. Он пропустил всего один удар - и его хватило.
Она не плакала, лишь молча смотрела, как его зарывают в землю. Она все узнала первой - как она могла не услышать мир, оплакивающий уже его смерть? Но в этот раз плакать она не могла...
С самого начала она знала, что все так и будет. Но не могла отказать ни ему, ни себе в небольшой толике тепла. Ведь он был одинок...
Она жила еще долго - двадцать лет. И все двадцать лет она все так же странствовала, и снова лечила людей... Но больше она не могла плакать, чувствуя боль мира. Теперь у нее была своя боль. И ее разделить не мог никто.
Когда она умерла, на ее похороны никто не пришел - некому было приходить. Да и похорон фактически не было... Не осталось и могилы - разве можно считать таковой яму, в которой кроме нее лежали еще девять нищих?